Борон-борон заманда...Башкирская история и историческая память

Про дневники

Я открыла второй канал с рабочим названием "Ярты төндә уянып".

Буду там выкладывать отрывки из личных дневников тех, кто когда-либо жил и живет в наших краях. Соответственно, дневники будут на разных языках.

Добро пожаловть!
Рәхим итегеҙ❤️

https://t.me/yartytondauyanyp

Про день республики

С опозданием на 10 дней публикую стихотворение своего прадеда Шакира Надершиновича (1905 г.р.). В семейном архиве сохранился его блокнот со стихами, которому уже больше 100 лет. Именно этот, вероятно, был написан в 1917 г. Тогда на первом курултае башкир в Каравансарае в Оренбурге было объявлено о создании Башкирской республики (границы той республики были совершенно другими, Уфа и близлежащие районы не входили в нее).

В это время прадед, скорее всего, был студентом медресе.

Стих посвящен упомянутому выше историческому событию - осуществлению «башкирской мечты» («башҡорт теләге»). По тексту видно, насколько прадед был воодушевлен этим. Согласитесь, его настроение очень созвучно Шайхзаде Бабичу в «Башҡортостан-гөлбостан»?

“Башкирский флаг на Урале”, “наш Оренбург”, “башкирские львы”, “бесконечная мощь башкир” (перевожу как могу) – башкирский подросток-поэт, глубоко впитавший романтическую идею национального самоопределения.

Он дожил до 1979 г. Впереди его ждало много катастроф: гражданская война, крах республики, голод 1921 г., коллективизация, плен во время ВОВ и потеря работы учителя на всю жизнь. Возвращался ли он к этой тетради? Читал ли этот стих? Что он переживал в это время? Жаль, что с ним не поговорить.

Про эгалитарность башкир

Знакомлюсь с работами историка Булата Ахмеровича Азнабаева. В нескольких его статьях раскрывается один и тот же тезис, о котором захотелось написать здесь.

Так вот, тезис этот заключается в том, что в 17-18 вв. основой социально-политической жизни башкир был эгалитаризм (равенство).

Среди башкир не было какого-то одного лица, которое могло бы принимать решение за всех. Как пишет, Б. Азнабаев, это, например, можно проследить по сохранившимся делопроизводственным материалам. Документы, которые отправляли уфимские воеводы башкирам, не имели конкретного адресата. Они адресовались «ко всем башкирам». В свою очередь, когда башкиры отправляли письмо уфимским воеводам, тоже подписывались от имени всех башкир.

Эгалитарность отразилась в военной организации башкир. Башкиры предпочитали вести военные действия немногочисленными мобильными группами, которые мог возглавить любой взрослый человек (мужского пола). Над этими отрядами не было единого лидера, каждый из них был самостоятельной единицей. Во время восстаний это доставляло трудности представителям царской власти ибо им было не с кем договариваться, невозможно было обезглавить движение.

Каким образом роды договаривались друг с другом, если никто ни к кому не подчинялся? Ответ прост - с помощью всем известных йыйынов - народных собраний.

Булат Ахмерович пишет, что йыйыны, как правило, созывались по инициативе влиятельных групп башкир, но принять участие в нем мог каждый взрослый человек (мужского пола). В исторических документах не осталось ни одного упоминания, чтобы йыйын был бы созван по намерению хана.

Башкиры отошли от идеи эгалитаризма в конце 18 века с введением кантонной системы управления. С этого момента сами башкиры были включены в чиновничий аппарат управления башкирским населением и теперь в интересах этих башкирских чиновников было исправное выполнение этим самым башкирским населением всех распоряжений российских властей.

Все башкирское общество, основной обязанность которого теперь было несение военной службы, стало пронизано иерархической структурой. Башкиры стали военным сословием, таким своеобразным народом-армией.

Булат Ахмерович подмечает, что именно с этого момента не было больше ни одного восстания, башкиры «с возмутителей спокойствия превратились в надежную опору имперской власти». Он пишет, что уже в начале 19 века башкиры были одним из самых лояльных имперской власти нерусских народов. В общем, власти удалось подобрать специально для башкир действенный способ управления и интеграции в империю.

Мне кажется, корни представлений о башкирах как о воинственных и верных сынах Отечества идут отсюда. Как видим, эта история не о храбрости и свободолюбии вовсе, а об армейской дисциплине и контроле. Чую, эти представления поддерживались намеренно ибо были они в интересах государства. Но это, конечно, требует серьезного исследования.

Вернусь к потерянному эгалитаризму. Думаю, идея эгалитаризма вполне могла бы стать национальной (надэтнической!) идеей, если однажды возникнет такая потребность.
Мне стало интересно, пытались ли ее продвигать башкирская элита/интеллигенция после распада СССР в качестве национальной идеи? Если нет, то что они продвигали в качестве главной идеи? Башкиры они какие?


Я много слышала про ту же воинственность, дисциплинированность, гостеприимность, йыуашлыҡ (не знаю, как перевести).
Лично мне эгалитарность нравится больше. Во-первых, она реально отражает тот важный опыт, на котором была выстроена жизнь целого общества, проживавшего здесь пусть хоть и двести лет назад.

Во-вторых, бог ты мой, насколько это созвучно нашей сегодняшней повестке! Ведь многие говорят о необходимости выстраивания горизонтальных связей, горизонтальных сообществ (где все равны и нет единого лидера) в противовес атомизированности (когда каждый сам за себя) и аполитичности (когда тебя не волнует, что происходит за пределами твоих четырех стен) нашего общества.

P.S. Если вы знаете молодых историков, занимающихся дореволюционной историей башкир, дайте знать, пожалуйста

Про спецхран Национальной библиотеки

Когда я пыталась разобраться с историей этой книги, я общалась с сотрудницами нашей Национальной библиотеки, которые успели поработать там еще в советское время.

По их словам, библиотека регулярно получала указания о том, что некоторые книги нужно изъять из читательского фонда. Иногда такие указания представляли собой целые списки подцензурных книг. Комиссия изымала книги и помещала их в спецхран. Иногда их необходимо было сжигать. Но, как мне сказали, сотрудница библиотеки, которая отвечала за эти дела, всегда оставляла хотя бы один экземпляр книги. За что ей великое спасибо!

Ниже ссылка со списком книг, которые до распада Советского Союза были заперты в спецхране Национальной библиотеки. Именно в нем я случайно и обнаружила книгу «Башкирских батыров».

Судя по этому списку, в спецхране хранилось почти 4,5 тысяч (!) книг. Полистала список в попытке понять логику советской цензуры. Каким образом оказались под запретом книги Валиди или Бухарина, политических деятелей, выдавленных из советской политической системы, понятно. Но о том, какие претензии могли быть, например, к «Атласу миграции птиц» остается только догадываться. Хотя, кто знает, вдруг по этому атласу советские птицы предпочитали мигрировать в капиталистические страны, а не социалистические)

http://ebook.bashnl.ru/reader/bookView.html?params=UmVzb3VyY2UtMTQwMTI/Vm96dnJhc2hjaGVubnllIGtuaWdpXzE5OTY

1948-49.
Первая кампания по увековечиванию Шаймуратова. Часть 2.

В рамках этой же кампании по увековечиванию Шаймуратова был сделан еще один авантюрный шаг.

В 1949 г. был выпущен сборник очерков "Башҡортостан батырҙары", посвященных Героям Советского Союза-уроженцам Башкирской АССР. За работу отвечал нынешний Институт истории, языка и литературы. Главным редактором книги был Кирей Мерген, которого также условно можно считать ветераном Башкавдивизии. Вместе с Кадыром Даяном в 1943 г. он находился в дивизии. Большинство текстов, написанных о кавалеристах в годы войны, принадлежат его перу. Среди башкирских писателей его тексты были самыми влиятельными, они задавали тон тому, каким именно образом должен репрезентироваться образ башкирского воина.

В этом сборнике несколько десятков очерков о Героях Советского Союза. Первый очерк посвящен Александру Матросову, герою со всесоюзной известностью, второй - дважды герою Советского Союза Мусе Гарееву, третий - Шаймуратову, который, упс, тогда не имел звезды Героя Советского Союза.

Мне кажется, для нас, которых с детства привычно воспринимать как раз Шаймуратова как башкирского военного героя № 1, сложно даже представить, чем это было тогда: дать на пьедестале супергероев Башкортостана третье место человеку без медали Героя Советского Союза, да еще и который числился пропавшим без вести.

Автор очерка - Кирей Мерген. При этом в оглавлении книги нет очерка о Шаймуратове. В архиве Института истории есть отдельное дело с черновиками очерков и списками героев этой книги - среди них нет ни одного упоминания Шаймуратова, как нет и черновика очерка о нем.

Интересно, что в книге есть очерк и про генерала Белова, который после гибели Шаймуратова стал командиром Башкавдивизии. Он был уроженцем Ульяновской области и в книгу башкирских батыров мог попасть только потому, что командовал Башкирской воинской частью. Но, как ни странно, именно об этом в его очерке нет ни слова. Для читателя, незнакомого с этим именем, вообще не должно было быть понятно, почему он оказался в этой книге.

При этом в очерке о Шаймуратове главной его заслугой является именно то, что он сумел сформировать боеспособную башкирскую воинскую часть - он репрезентировался как первый и единственный командир Башкирской дивизии.

Интересно, что эта книга по какой-то причине оказалась подцензурной, была изъята из фондов библиотеки и находилась в спецхране до распада СССР. На то могло быть две причины: 1) из-за Шаймуратова; 2) из-за величественного портрета Сталина на первой странице книги, образ которого стал подцензурным после 1956 г.

В независимости от того, из-за чего именно эта книга оказалась под цензурой, важен сам этот крайне авантюрный шаг:

Втиснуть Шаймуратова в символический ряд главных военных героев Башкирской АССР.

Втиснуть в ряд тех, кто имел звезду Героя Советского Союза, а, значит, был признан как герой единственным субьектом, который обладал этим правом признавать или не признавать - Советским государством.

По сути, те, кто посмел вписать имя Шаймуратова в эту книгу,

1) конкурировали с (тоталитарным!) государством, оттягивали на себя его функции

или, может быть,

2) ветераны в лице башкирской элиты сами себя считали частью этого государства и наделяли себя правом действовать от его имени.
(Историк Елена Зубкова считает, что, как ни странно, во время войны на фронте люди были более свободны, им разрешалось проявлять больше инициативы - все ради победы - и с войны они вернулись с самоощущением свободного человека)

а, может быть,

3) это была символическая борьба за власть внутри республики.

В любом случае, инициаторы увековечивания Шаймуратова сомневались и осознавали рискованность шага - именно эти сомнения отражает то, что очерка о Шаймуратове нет в оглавлении книги.

1948-49.
Первая кампания по увековечиванию Шаймуратова.

1948-49 гг. стали первой волной попыток увековечить память о Шаймуратове. Выше уже писала, что летом и осенью того года по инициативе руководства республики в Украине побывали две экспедиции, в результате которых в селе Петровском появилась могила Шаймуратова (но неизвестно, кто именно там лежит).

Кроме этого, в 1949 году:

1) одна из улиц Уфы (хоть и у черта на рогах) стала улицей Шаймуратова

2) правительство собрало целый каталог воспоминаний ветеранов Башкавдивизии, которые участвовали в рейде в феврале 1943 г., где погиб Шаймуратов. Вероятно, как и экспедиции в Украину, эти свидетельства должны был подтвердить, что Шаймуратов на самом деле погиб, а не попал в плен. Но прямых свидетелей смерти Шаймуратова не оказалось.

3) писатель Ахтям Ихсан, тоже ветеран дивизии, по заказу Минпросвещения БАССР написал пьесу о Башкавдивизии. Но ее заблокировала цензура, пьеса не была опубликована.


4) В сборнике очерков «Башҡортостан батырҙары», посвященный героям Советского Союза - уроженцам Башкирской АССР, был опубликован очерк о Шаймуратове (хотя такой награды у него, конечно, не было)

5) И, наконец, руководство республики обратилось с ходатайством в Москву, чтобы те дали Шаймуратову награду Героя Советского Союза. Им было, конечно же, отказано в присвоении такого имени.

Видимо, все предыдущие шаги были сделаны ради последнего. Миссия была отчасти провалена.

Нет сомнений, что это была продуманная кампания и пока мне удаётся обьяснить, в чем был смысл такого рискованного мероприятия для людей, которым было что терять.

Это было время жесткого послевоенного закручивания гаек. В эти годы в Ленинграде был закрыт музей блокады, сурово критиковались журналы «Ленинград» и «Звезда», были массовые репрессии политической элиты. Во многих национальных республиках также шла волна репрессий национальной интеллигенции за «буржуазный национализм».
На фоне всех этих событий башкирская элита - та ее часть, биография которой была связана со службой в Башкавдивизии, предпринимает столь опрометчивые шаги по увековечиванию Шаймуратова.

К сожалению, у меня нет никаких источников того периода, связанных с именами основных инициаторов этой кампании - Сагита Алибаева, Сабира Кадырова, Кирея Мергена, Ахтяма Ихсана, Калимуллы Габитова (может быть, были и другие активные персоналии, о которых мне неизвестно), которые могли бы объяснить, что двигало этими людьми.

Нет у меня никакой информации и о том, что они получили в ответ, кроме отказа давать имя Героя Советского Союза Шаймуратову. Но какая-то жесткая ответная реакция точно была, иначе никак обьяснить, почему в дальнейшем о Шаймуратове, как и в целом о Башкирской кавалерийской дивизии, в публичном пространстве не упоминалось почти десять лет вплоть до 1958 года.

Про идентификацию останков Шаймуратова

По дороге в Украинскую ССР участники экспедиции взяли Ольги Павловны, жены Шаймуратова, проживавшей в Москве, справку с описанием анатомических особенностей генерала. Как позже они напишут в отчете, к сожалению, в этом описании не было никаких специфических черт, которых было бы достаточно, что с помощью них опознать человека.

Они снова опрашивали жителей села Штеровка, которые были уже опрошены Калимуллой Габитовым летом того же 1948 года. По их словам следует, что Шаймуратов ( если это был действительно Шаймуратов) был похоронен только через несколько дней после гибели. Никто из опрошенных точно не мог сказать, как выглядел убитый. Для опознания им показывали фотографии Шаймуратова. Но мы знаем, что в один день с Шаймуратовым был убит генерал Дудко и для того, чтобы понять, который из генералов похоронен в той могиле, им должны были бы показывать и его фотографию.

Местные жители утверждали, что генерала они похоронили в отдельном гробу. В ходе эксгумации выяснилось, что в гробу были останки двух человек.

Вообще, все эти неточности, воспоминания жителей о том, кто, когда, где и при каких обстоятельствах видел тело генерала - наглядные свидетельства того, как людям приходилось жить в условиях длительного массового насилия, как им приходилось иметь дело со смертью, мертвыми телами. Они совершенно точно знали, что такое война.

Могли люди, которые изо дня в день приходилось сталкиваться со смертью и мертвыми телами, запомнить лицо одного из пяти сотен человек, которых им пришлось похоронить?

Здесь можно выявить много важных контекстов. Один из них про то, как через три года после войны, ветераны дивизии, вернувшись на место фактической гибели своей дивизии, пытались выцедить из памяти о кровавом месиве героическую историю о своём командире. В целом, это про то, как ужасающий опыт войны превращался ее же участниками в удобоваримую память.

Возвращаясь снова к тому, принадлежали ли эти останки Шаймуратову, повторю, что никаких доказательств тому нет. Именно поэтому уже через несколько лет после торжественного третьего захоронения генерала, на его надмогильной плите появилась надпись «генерал Дудко». Башкирские ветераны считали, что там похоронен их командир, для семьи генерала Дудко это была могила Дудко. Вскоре останки других погибших также начали перезахоранивать рядом с этой могилой и так она превратилась в братскую.

Интересно, что сами ветераны тоже понимали, что в действительности им не удалось идентифицировать Шаймуратова. Так Сабир Кадыров, один из участников экспедиции 1948 году, который также участвовал в рейде 1943 года, где погиб Шаймуратов, в 1970-е годы опубликовал свои воспоминания. В них описывая процесс эксгумации тела генерала, он писал, что там же в гробу был найден посмертный медальон Шаймуратова. Действительно, если бы при останках был медальон, никаких сомнений в том, что это Шаймуратов не было бы. Но в самих отчетах 1948 года про медальон ни слова не написано. Вряд ли они упустили бы такую важную деталь.

С одной стороны это говорит о том, что Кадыров понимал, что доказательств нет. С другой, что ещё интереснее и важнее, даже через 30 лет после войны ветеранам все ещё было важно убедить (кого?), что генерал Шаймуратов героически погиб. Более того, даже через 80 лет после того рейда, для многих башкир важно жить с верой в эту героическую гибель.

В поисках останков Шаймуратова

Выше я писала про то, как летом 1948 года группа школьников, среди которых был и Рами Гарипов, под руководством журналиста/ветерана Башкавдивизии Калимуллы Габитова побывала в экспедиции в Украинской СССР.

В отчетных документах К. Габитов пишет, что им удалось найди данные о двух могилах, в которых предположительно похоронены два генерала, погибшие при выходе из рейда в феврале 1943 г.
Могила одного из них осталась под распаханным полем.
Второй из генералов в феврале 1943 г. был похоронен у Романовской скалы, возле которой и было найдено его тело. Через полгода он был перезахоронен в саду в селе Штеровка. К. Габитов полагал, что именно он и должен быть Шаймуратовым.

В октябре 1948 г. по следам этой экспедиции в Украину отправилась вторая «взрослая» группа, в составе которой были К. Габитов, Сабир Кадыров (бывший замначальника политотдела дивизии), фотокорреспондент ТАСС
Л. Якубов (во время войны снимал башкирских конников) и В. Г. Кузнецов (профессор, судмедэксперт Минздрава БАССР).

Цель этой экспедиции заключалась в эксгумировании останков предполагаемого Шаймуратова и подтверждении его личности, что и было сделано. Группа эксгумировала останки предполагаемого командира Башкавдивизии, Кузнецов провел судмедэкспертизу, снова были опрошены свидетели событий, связанных с рейдом и гибелью Шаймуратова. Члены экспедиции решили, что факт гибели генерала подтвержден, личность эксгумированных останков идентифицирована.

Украинский историк Маслов пишет, что участники экспедиции хотели увезти останки генерала с собой в Башкирскую АССР. Они отправили телеграмму в Москву, но получили отказ. К сожалению, неизвестно на какого рода источники опирается исследователь.

Генерал Шаймуратов торжественно был (в третий раз!) похоронен теперь уже при заводе имени Петровского Ворошиловградской (Луганской) области Украинской ССР.

Так настоящий или символический Шаймуратов обрел свою могилу, которая стала местом паломничества башкирских ветеранов и интеллигенции в течение последующих десятилетий.

Материалы, составленные участниками экспедиции, были засекречены и стали доступны только после распада Советского Союза. Если внимательно прочитать это дело, то, к сожалению, становится понятно, что никаких доказательств того, что в той могиле похоронен именно Шаймуратов, нет. В то же время эти документы ясно отражают то рвение, с которым ветераны дивизии хотели доказать, что Шаймуратов героически погиб.